Нашей истории строки
К 75-летию Алтайского края
Главный землемер уездного города, ученый-биолог, инженер-конструктор… Три поколения Пушкаревых оставили в истории Алтайского края и его столицы такой заметный след, каким зачастую не может похвастать и более родовитая династия.
Непоседа – в деда, еще от бабушки – ума две кадушки
– Здесь собраны фотографии моего отца – Бориса Пушкарева, – листает Вадим Борисович Пушкарев другой альбом. – Я его совсем не помню, хотя мы с мамой однажды ездили под Новосибирск, где он почти три года жил на спецпоселении и работал на опытной станции. Из поездки запомнились только белые подопытные мышки в выдвижном ящике, потому что раньше я таких никогда не видел, да коллекция бабочек на стене.
Всей памяти – белые мышки и бабочки
– Отец был биологом, – продолжает свой рассказ Вадим Борисович, – закончил вместе с мамой, Августой Шестериковой, Томский университет по узкой специальности – энтомолог, специалист по насекомым Они поженились и жили в Новосибирске, работали на станции защиты растений. Отец даже написал книгу о вредителях сельского хозяйства, которая, к сожалению, затерялась.
По рассказам мамы, а позже из книг я узнал, что он участвовал в северной экспедиции Николая Урванцева, известного полярного геолога и основателя Норильска. Я считаю, что отца тоже можно причислить к основателям города, потому что он ездил во все экспедиции 1921-1923 годов в район Таймыра по поиску полиметаллических месторождений и залежей угля.
От отца остались фотографии участников экспедиции, животного и растительного мира Севера. Есть еще рабочие фото, на которых сотрудницы лаборатории одеты в смешные защитные костюмы, похожие на героев фильма про инопланетян.
В 1937 году отца репрессировали и отправили в один из лагерей Горной Шории без права переписки. Тем не менее, он как-то умудрился выбросить по дороге из окна теплушки письмо, которое, как ни удивительно, до нас дошло.
Уже повзрослев, я осознал, что, несмотря на безумное время всеобщего страха и подозрительности, были люди, для которых порядочность – не пустой звук.
Это я о той новосибирской семье, которой мама, опасаясь репрессий, как жена врага народа, оставила вещи, и они их хранили несколько лет.
Это и о той незнакомой женщине, которая подобрала на железнодорожных путях клочок исписанной бумаги и принесла маме последнее письмо отца.
Это и о родителях моей мамы, которые приютили беременную опальную дочь с внуком, и о сотрудниках краевой малярийной станции в Барнауле, взявших ее на работу. Только благодаря им, после отца, бесследно сгинувшего в лагерях, на этой земле остались не только дети, но и книги, научные записи, фотографии.
 Новая старая родня
– В Барнауле, куда мама в спешном порядке перебралась из Новосибирска, мы поселились у ее родителей в старом жактовском доме на Горе, – открывая третий альбом, рассказал Вадим Борисович. – Я с удивлением узнал, что семья Шестериковых – мещане из Бийска, сын которых, Алексей, «выучился на скрипача». В последние годы жизни он играл в маленьком оркестре, заполнявшем паузы между сеансами в первом Союзкино, ныне это восстановленное здание церкви на площади Спартака.
Дед умер в 1942 году, но тот факт, что кроме него мужчин в доме больше не было, сыграл в моей жизни положительную роль: я был вынужден очень рано научиться выполнять мужскую работу.
В семье деда о моем отце говорить было не принято, но когда я узнал, что в Новосибирске остались наши вещи, то натурально «выревел» поездку. Перед самой войной мы отправились туда с моей барнаульской бабушкой на пароходе «Киров» и привезли домой не только целый чемодан игрушек, из которых я давно вырос, но и кое-какую мебель, остатки северных сувениров (вырезанные из кости олени, нарты и т.д.), книги, журналы, альбомы с фотографиями. Все эти вещи со временем рассеялись по родственникам, но кое-что сохранилось до сих пор, например, книжный шкаф и буфет тридцатых годов.
В 1957 году, после XX съезда партии, мама подала прошение в новосибирскую прокуратуру с просьбой рассказать о судьбе мужа. Пришел ответ, что он реабилитирован посмертно и свидетельство о смерти: осужденный по 58 статье Борис Пушкарев умер от туберкулеза горла в 1944 году. Думаю, что это была неправда, ведь места его гибели нам так и не указали.
Мы даже получили какие-то деньги вследствие потери кормильца, на которые мама купила скромную мебель. Поскольку я с детства увлекался техникой, то использовал для этого все, что находилось под руками, в том числе и радиодетали из отцовского наследства.
Жили мы очень бедно, поэтому все приходилось делать своими руками: радио, какие-то диапроекторы, электромоторчики. Четыре класса закончил в третьей начальной школе на Горе, а потом мама меня устроила в первую школу, где учились до меня некоторые из родственников. Поскольку я очень рано остался в семье единственным мужчиной, то не мог позволить себе купить фотоаппарат, о котором мечтал, чтобы продолжить фотолетопись, начатую дедом и отцом.
 В объективе – Барнаул
Закончив школу с серебряной медалью, я как-то не был особо озабочен выбором института и специальности, потому что всегда чем-то увлекался, – рассказывает дальше Пушкарев-третий. – Свой первый фотоаппарат – трехсотрублевую «Смену» – купил на стипендию. Мне безумно нравился процесс проявки и печати. Фотографировал все подряд – деревянный дом, где мы жили, с удобствами во дворе, печками и водой на коромысле из колонки. Однокурсников института сельхозмашиностроения, в котором учился, события, которыми был богат Барнаул во все времена. Потом историю завода «Трансмаш», где проработал в конструкторском бюро 55 лет.
За эти годы фотографий набралось так много, что вынужден был обзавестись минитипографией на дому: фото распечатывал и переплетал в альбомы. Таким же образом оформил книгу «Рассказы технаря», стихи, воспоминания о родственниках и многое другое.
Увлекался и киносъемкой: например, снял, смонтировал и озвучил фильм о туристском походе к подножью Белухи, который занял первое место на краевом смотре-конкурсе в Барнауле и участвовал в конкурсе в Москве.
Теперь старые фотографии у многих вызывают умиление: разлив Барнаулки, через которую был мост в районе Соцпроспекта, выстроенные вдоль Ленинского в колонну грузовые автомобили – чтобы не мешать колонне демонстрантов, «море» талой воды вдоль улицы Пролетарской, улыбки ребятни, купающейся в Оби, практически пешеходный тротуар вдоль железнодорожного полотна в районе выемки и многое другое.
– Я, если честно, первый месяц, как сижу дома, – улыбается Вадим Борисович, – сократили, в конце концов, мою должность на заводе, где работал еще 18 лет после официальной пенсии. Но если вы думаете, что автор заводского гимна, более двадцати авторских свидетельств и патентов, а также около сотни инженерных компьютерных программ будет жаловаться на жизнь, то ошибаетесь. Мы, Пушкаревы, все непоседы, наверное, в деда-землемера. Сын Алексей тоже пристрастился к фотографии, он уже собрал целую коллекцию фотопоездок от Новосибирска до Красноярска и от Томска до Колывани. И почти за месяц на велосипеде добрался от Барнаула до Шушенского. Так что силы духа нам не занимать!
А о фотографиях решился рассказать с одной целью – история Барнаула, так или иначе, наложила отпечаток на историю Алтайского края, чье 75-летие уже не за горами. Фотографий, собранных Пушкаревыми, набралась не одна тысяча, в то время как музеи города и школ не могут похвастать разнообразием своих фотоколлекций. Я готов поделиться всем, что имею, ведь кто-то может стать счастливее, увидев родственников или себя самого в молодости, или в результате краеведческих поисков на карте нашей истории останется чуть меньше белых пятен.
Олеся МАТЮХИНА, фото из архива Вадима ПУШКАРЕВА
 Ваше высокоблагородие
Вадим Борисович позвонил после выхода публикации о фотографе-самоучке Александре Антошкине и поинтересовался, будет ли любопытна читателям фотолетопись, представленная четырьмя поколениями Пушкаревых? Запасясь терпением на сканирование старых фотографий, я не ожидала, что все это богатство у Пушкарева-третьего давно оцифровано и разложено, что называется «по полочкам».
– Вот мой дед – Михаил Павлович Пушкарев, – показывает фотографии Вадим Борисович. – В Томске он имел жандармский чин, а в 1899 году, после отставки и переезда в уездный Барнаул, был назначен «гражданским генералом» – начальником землеустройства Кабинета Его Императорского Величества. Внятных по нынешним меркам фотографий от деда не осталось: какие-то участки земли и панорамы окрестностей, что вероятно связано со столыпинскими реформами. Разве что его портрет да фотографии жены – Анны Петровны, урожденной фон Рейслер.
Кстати, именно моя бабушка, славившаяся в молодости красотой, была удостоена чести от лица благородного общества вручить цветы наследнику престола Николаю Романову, бывшему проездом в Новониколаевске. А после переезда в Барнаул, с марта 1904 года, она стала служить классной дамой в частной женской гимназии М.Ф. Буткевич.
По воспоминаниям родст¬вен¬ников, дед большую часть жизни провел в разъездах, и бабушка почти всегда следовала за ним, поэтому семеро детей появились на свет в разных местах Сибирской губернии. Например, мой отец родился в селе Черга на Чуйском тракте. Несмотря на эти скитания, бабушка сохранила до самой старости «царскую» осанку и оставила в наследство детям и внукам грассированное произношение звука «р» и мягкого «л».
Из пяти сыновей землемера Пушкарева до старости дожил всего один – Глеб Михайлович – журналист, писатель, краевед, литературный критик, драматург, талантливый организатор сибирских литературных объединений и издательской деятельности. Зато одна из дочерей – Ольга стала основательницей огромной педагогической династии Кокшеневых-Метневых-Пушкаревых-Анциферовых.
Эти 46 кровных родственников могли бы полностью укомплектовать современную городскую среднюю школу со своими директорами и тремя завучами, в которой работали бы во внеурочное время не только факультативы, но и кружки развивающего характера: хореографический, туризма и краеведения, а также группы продленного дня и пришкольного детского сада. |
