Природа сибири Начни с дома своего
   Главная       Газета      Тематические страницы      Движение      Фотографии      Карта сайта   


- Свежий номер газеты "Природа Алтая"
- Интерактивный режим
- Зелёная Сибирь


Газета «Природа Алтая» №6 (июнь) 2016 год


А вы знаете, что....
Правое легкое человека вмещает в себя больше воздуха, чем левое



     на главную страницу Карта сайта Запомнить сайт

добавить на Яндекс

Наши друзья:

АКДЭЦ
Алтайский краевой
детский экоцентр






Союз журналистов Алтайского края

Степной маяк

Праздник «Цветение маральника»

Новости Кулунды

Общественная палата Алтайского края


Главное управление природных ресурсов и экологии Алтайского края



6+

 

Яндекс.Метрика

Очень просим, при использовании наших материалов (включая фото), ссылатся на наш сайт. Спасибо за внимание к нашему ресурсу!



2016 год
№6 (246) 2016 год / 46-47 страница



Сообщает наш корреспондент по Кемеровской области

В своё время, летом прошлого года во время экспедиции «Начни с дома своего» на меня неотразимое впечатление произвела поэзия Владимира Осадчего. Я уже писал, что позавидовал землякам-кулундинцам: с ними рядом, в их времени живёт настоящий поэт. Сегодня новая подборка стихов Владимира, посвящённая творчеству Шукшина. Но только – посвящённая. На самом деле они гораздо шире, а Василий Макарович – только искра, зажигающая творчество в других. Впрочем, читайте!

Сергей МАЛЫХИН


Сибирский Есенин
Леонид Михайлович ГержидовичКузнецкая земля простилась с поэтом Леонидом Михайловичем Гержидовичем. Он был не только прекрасным поэтом. Он был – Человеком. Его называли сибирским Есениным. Всё его творчество пронизано любовью к родной земле. Он чувствовал боль всего живого. Он как никто человеческие мысли и чувства передавал через образы природы. В его стихах читающий, независимо от возраста, образования и воспитания, находил своё и узнавал родное и близкое.
Удивительна судьба этого человека. Родился 25 января 1935 года в селе Панфилово Крапивинского района Кемеровской области. В начале 1938 года его отца Михаила Иосифовича сняли с партийной работы и репрессировали. Семья вынуждена была переехать в посёлок Барзас, где прошли детство и школьные годы поэта. После семилетки Леонид окончил Новосибирский техникум физической культуры. Он рассказывал, что на вступительном экзамене по русскому и литературе он чуть не провалился, спасло то, что преподаватель был сражён тем, что мальчишка из глухомани знал наизусть поэтому «Руслан и Людмила». После окончания техникума служил в армии, учился на спортивном факультете Кемеровского педагогического института.
Много лет он проработал в обычной школе учителем физкультуры. Но дети запомнили его как Учителя жизни. Он учил их делать правильный выбор на жизненном пути. Поступать по совести и по справедливости; учил их быть ответственными за свой выбор. Его ученики выросли, разбрелись по всему свету, но связь с учителем осталась – об этом говорят письма, которые приходят на его имя. Много его учеников приехало 6 марта проститься с Учителем.
Большая часть жизни и трудовой деятельности Леонида Михайловича была связана с городом Берёзовским. Он строил этот город, как сказал один из его учеников: «Делал его пригодным для жизни».
Леонид Михайлович ГержидовичЛеонид Михайлович в 1987 г. был принят в Союз писателей России. Лауреат региональной премии имени В. Фёдорова, автор более 10 книг, публикаций во многих сборниках, газетах и т. п. Но не это привлекало к нему сердца людей. Была в нём нравственная чистота, достоинство. В нём чувствовалось благородство духа, общение с ним, его внимание к каждому делало человека значимее в собственных глазах. Его внимание хотелось оправдать, отработать. Он умел зародить в людях желание стать лучше, что-то делать для других.
В его жизни была красивая история любви. Судьба подарила ему удивительную женщину – Нину. Поэта, гостеприимную хозяйку, красивую, любящую его и всё, что любил он. Леонид Михайлович с любимой бросил город и поселился в д. Юго-Александровка. Вначале жили в крохотной избушке охотника, открытой для всех. Несмотря на приличное расстояние, сюда стремились друзья, привозили своих друзей и знакомых и до поздней ночи за столом с картошкой, солёным папоротником и пирогами читали стихи, спорили, делились мыслями.
Именно многочисленные друзья решили помочь построить дом – днём строили, вечером после работы устраивались чтения. Это строительство переросло в поэтический фестиваль «Юго-Александровский родник». На фестиваль в первые субботу и воскресенье августа приезжают поэты и писатели со всей Сибири.
Удивительное свойство было присуще Леониду Михайловичу, он был немногословен, не стремился оказаться в центре внимания, настоять, убедить, но вокруг него всегда образовывалось нечто созидающее. Мне кажется, у него было два выражения: серьёзно-внимательное или мудрая улыбка. Те, кому посчастливилось видеть его в последние дни, единодушны: «На кровати лежало не немощное тело – душа. Светлая, ласковая».
Не хватает слов выразить скорбь утраты. Он будет жить в нашей памяти, мы расскажем детям про этого Человека, может, последнего рыцаря из легенд о короле Артуре. С ним ушла эпоха. Но надеемся, что мы сможем сохранить его детище – его «Юго-Александровский родник».

Леонид Михайлович Гержидович* * *
Сердце моё не приемлет лукавости.
Чужды мне подлость и лесть.
Нету во мне ни корысти, ни зависти –
Только свобода и честь...
* * *
В просторы иду одиноко –
Цикорием дышит земля,
И кажется: Божие Око
Меня провожает в поля.
Тропа овражьм изгибом
Уткнулась стрелой в небосвод,
И солнце огромною глыбой
Расплавило весь горизонт.
Что ждёт меня там, за пределом,
Где небо увязло в траве
И прошлое облаком белым
Растаять спешит в синеве?
Что думают эти берёзы
В печали своей обо мне?
И где мои выпадут слёзы
Словами на этой земле?
* * *
Не уйти,
Никуда мне не деться,
Плоть моя отстоялась, как соль,
Подступили под самое сердце
Неизбывная совесть и боль.

Леонид Михайлович Гержидович* * *
Уйдя от лжи, от лести
За егерьский кордон,
Живу в безлюдном месте,
В лесу построив дом.
И здесь, под хвойной крышей,
Всё прошлое сгубя,
Быть может, волей свыше
Сыскал я сам себя.
Душой с природой слился,
В её законы вник
И слышать научился
Её живой язык.
Кормлю я птиц с ладоней
С пришествием утра.
И только здесь я понял
Великий смысл добра.
Как лось в пургу под кедром –
Душе сыскал покой.
Я становлюсь и ветром,
И лесом, и рекой.
И солнышко без спроса
Мой заселяет дом.
И дышится мне просто,
Как пихте за окном.
* * *
Если сердце, вдруг запросит,
Что ему чего-то надо,
Я войду туда, где осень
Без ума от листопада.
Мне нарядная берёза
Скажет нежно и певуче:
– Ныне пламенная осень
Обживает день свой лучший.
Есть у зимушки морозной
Праздник в ночь –
Рожденье года.
У весны многоголосой
Это праздник – ледохода.
Листопадом бредит осень.
И тебе понять бы надо:
Своего, конечно, просит
Твоё сердце листопада.
* * *
Я пацаном шишкарил с «зечкой».
С мешком смолистым на плече
Она за мной, как на уздечке,
Ходила в хмуром кедраче.
Нужда нас вместе повязала:
Штаны мне снились и портфель,
А ей – голодные вокзалы
И мать за тридевять земель.
Ряба она и кособока,
Как без вершины карагач.
Из лагеря её до срока
Сактировал тюремный врач.
За мной плелась походкой хилой,
И было непонятно мне:
Какая жизненная сила
Её таскает по земле?
Однажды куль добротных шишек
Тайга нам выделила в дар.
Она в вагоне, я – на крыше
С ней едем в город на базар.
Я до сих пор не понимаю,
Как мы могли, не спавши ночь,
Оставив поезд, до трамвая
Наш груз нелёгкий уволочь.
В трамвай с толпою, цепкой кошкой,
Она просунулась с мешком,
Я ж был оттиснут от подножки
Каким-то грубым мужиком.
Я исходил без передышки
Весь рынок вдоль и поперёк...
Прощай, портфель, штаны-штанишки,
Она и денежный мешок.
Под вечер к поезду вернулся.
Босые ноги поиссёк.
Скрипел зубами: «С кем стакнулся,
Кому поверил, дурачок».
И тихо плакал на вокзале,
Познав впервые силу зла.
Попутчики мне рассказали:
Она в трамвае умерла.

Матерь-берёза
Индевеет лицо от мороза,
И скользит между сучьев нога...
Ты прости меня, матерь-берёза,
Раздеваю тебя донага.
Топориным размеренным стуком
Оглашаю окрестный лесок.
На метлу обрублю твои руки –
Заработаю хлеба кусок.
Ты прости, не выходит иначе.
Возмутись и стряхни меня вниз.
Ты весной каждой раной оплачешь
Эту нашу совместную жизнь.
Ты оплачешь моё безрассудство,
Мой кощунственный хлеб на столе,
Все деянья, лишённые чувства,
На поруганной мною земле.
Льдом в снега поосыпал я слёзы,
Вьюговьём заглушило мой плач...
Ты прости меня, матерь-берёза,
Я сегодня твой подлый палач.
По-над нами суровые тучи
Злыми лбами упрутся в зарю...
На метлу обрублю твои сучья,
У вершины топор усмирю.
Будешь в трепете ты невесёлом
Возвышаться уродливо ввысь
И являть своим остовом голым
Всю мою несуразную жизнь.

Бурёнка
Во дворе мычит корова,
Квохчут куры у стрехи,
Приобщаюсь к жизни новой.
Забываю про стихи.
Был я тощий, словно спичка,
Как гулаговский скелет,
А теперь жена яичко
Мне изжарит на обед.
Из подойничка
Парного
Мне нацедит молочка,
Скажет ласковое слово
И напоит, как бычка.
Отвернулся быт суровый,
В теле немощи тая...
Ой, вы, куры, ой, корова,
Ой, кормилица моя!
Стал я с Музою-плутовкой
По другим законам жить:
Строки длинные литовкой
В росном поле выводить.
Чтоб в подойник струи пели,
Чтоб петух хохлатил кур,
Чтобы щёки пламенели,
Как в куплете каламбур.
А чтоб радость и надежда
Не загинули в лесу,
Я с утра Бурёнку нежно,
Как жену свою, пасу.
Ей рефрен и ей эпитет,
Ей окрестный колорит,
А она знай травку щиплет,
Рифму «му» мне говорит.
Насыщайся! И к обеду
Молочко домой неси,
Чтобы с голоду поэту
Не зачахнуть на Руси.

Август
Стога, как горы, выросли
Вдоль речки говорной.
В себе я силу выносил
Не этой ли порой?
Не ягодными ль соками
В вечерней полумгле
Влилась в меня высокая
Любовь к родной земле?
Кипреевою алостью
Долина зажжена.
Отяжелевшим августом
Душа полным-полна.
Малина и смородина,
И овощ, и орех...
О, труженица Родина,
Ты мне превыше всех!
* * *
Смирным быть иль оголтелым?
Пить вино иль трезвым жить?
Дорожить душой и телом
Иль совсем не дорожить?
Расстелюсь ползун-травою,
Чтоб от сердца отлегло,
Буду биться головою
В неба синего стекло.
Со скалы нырну в пучину,
К медведям запрячусь в лес,
Чтоб мою беду-кручину
Не распёрло до небес.
Только кто там веселится
По осиновым холмам?
Чьи там возгласы и лица
Прячут птицы по кустам?
Я не раз от горя плакал –
Не остыла в теле кровь,
И горит во мне, как факел,
К этой местности любовь.
Где в цветке росинка зреет,
Где слеза так солона...
И остудит, и согреет
Дорогая сторона.

Призвание
Расшумелись ветра. Расходились.
Дней погожих и тихих не жди...
Холода надвигаются, или
Упадут затяжные дожди,
Иль метели в сплошной канители
Раскричатся до самых небес,
Чтоб забыл я туманов кудели
И души зеленеющий лес.
Будет сердце опять одиноко
Про печали читать наизусть
На колу безысходном сорока –
С треском сыпать гнетущую грусть...
Только вдруг – неизвестно откуда,
В безмятежной и сонной груди
Зов неясный проступит, как чудо,
И огонь полыхнёт впереди.
Задохнётся душа от озноба,
То ли в небе, то ль в тверди земной,
То ли в сердце прорежется слово
И, как Бог, поведёт за собой...

Ночлег
Бескрайней Сибирью под Богом,
Встречая лицом холода,
Скитаясь по зимним дорогам,
Я брёл неизвестно куда.
Лишь зыбилось предощущенье
Под посвист метелей шальных,
Что где-то сокрыто скрещенье
Надежд и свершений моих.
Где снег под деревьями топко
Лежал в леденеющей мгле,
Берёза свой плащ на растопку
Безропотно скинула мне.
И пихта в цепучем подлеске –
Моя ветровая сестра –
Дарила с восторженным треском
Сухие сучки для костра.
Тянули степенные ели
Мохнатые лапы ко мне,
Чтоб запах смолистой постели
Мне силы прибавил во сне.
Ворочалась бездна без края,
Всему навевая покой.
Уклады и власть мировая
Вершились над сонной тайгой,
Где в скопищах звёзд надо мною,
Без радостей и без похвал,
С надеждой и тихой тоскою
Сияющий Ангел летал.

Доля
Выбрал долюшку-долю себе я,
Всё вместилось в моём рюкзаке,
Ни о чём за спиной не жалея,
Закурил по дороге к тайге.
Усмехнулся тщете напоследок
И над утренней россыпью рос
Растворился, как воздух меж веток
Елей, пихт, и осин, и берёз.
По реке, аж до самого устья,
Сплавил прочь надоевшую грусть...
Может, к близким когда-то вернусь я,
Может быть, никогда не вернусь.
Только знаю – на лоне прогретом,
Настоящей свободой дыша,
Переполнится солнечным светом,
Добротой и любовью душа.
На холмах успокоятся ветры.
По распадкам уснёт снеговей.
Семя зрелое высеют кедры
На просторы Сибири моей.
И, быть может,
Под памятным небом,
В тальниках у светлеющих вод,
Из земли зеленеющим древом
Образ жизни моей прорастёт.

Лыжня
Через горы, отроги и пади,
Много пота затратив и сил,
От избушки своей к автостраде
Я лыжню по снегам промесил.
То-то будет друзьям незадача!
Не заблудятся лютой зимой,
Прямо в сердце тайги, как на дачу,
Прибегут повидаться со мной.
Будут тосты, застольные речи
И солёный частушечный смак...
В предвкушеньи намеченной встречи
У стола колдовал я, как маг.
Млели грузди губастые в блюде,
Рыбья сушь и медвежье филе,
Из лосятины зыбистый студень
И картофель, печённый в золе.
Не чета косорылой сивухе,
Королём водрузившись на трон,
Задыхаясь в ореховом духе,
Стыл в бутыле первач-самогон.
Вот и ночь – навалилась мохнато
На деревья, объятые сном.
Лишь избушка моя виновато
Вдаль глядела промёрзшим окном.
Тихо плакал нетронутый ужин
У пустой предзастольной скамьи.
В дверь стучалась январская стужа...
Где ж вы, верные други мои?
Может, вам и не снилась дорога,
Или вам не дойти до меня,
Где тоскует в ночи одиноко
От порога лесная лыжня?
* * *
Ну и что же с того, что так дует,
Завывает, свистит и метёт,
Если сердце поёт и ликует,
И плечо до звезды достаёт.
Мне сегодня в снегах перелесья,
Как негаданный выдох иль сон,
Небывалая слышалась песня,
Доносился неведомый звон.
В нём я слышал миров колыханье,
Детский лепет в родимом краю.
И любовь, и благие желанья
Переполнили душу мою.
Заливались серебряно трубы,
Восклицала торжественно медь...
Дикий лось целовал меня в губы,
Улыбался по-братски медведь.
По-ребячьи барахтался воздух
На просторе уснувшей Курьи,
По сугробам горячие звёзды
Натыкались на лыжи мои.
Грудь распахивал лес многолицый,
И, ликуя,
Из дальней дали
Прилетали ко мне
Не синицы –
Журавли, журавли, журавли!
* * *
Я накрепко привязан
К своей родной земле.
Рожденьем ей обязан
И хлебом на столе.
А вспоен я
Ручьями,
Кедровым молоком
И с птичьими речами
С рождения знаком.
Какое это счастье –
В стозвонье голосов
Бродить по добрым чащам
Распахнутых лесов.
Копытную тропинку,
Болотину и гать,
И каждую травинку
Любить и сберегать.
* * *
Приходи к моей сторожке
По заждавшейся тропинке.
Сто берёз перед тобою
Ночью высветят дорогу.
Кедр тебе протянет руки,
От восторга цепенея,
Шелковистая метлица
Каждый след твой расцелует.
А мышонок остроглазый,
Хитро выглянув из норки,
Поперхнётся любопытством
И забудет осторожность.
Если ты придёшь к сторожке
Поутру, за перекатом,
Речку выстелят кувшинки,
Как фарфоровые блюдца.
И талинка, глядя в речку,
Вдруг тебя в себе увидит.
Ей завидуя, сосёнка
Повторит твоё обличье.
И поселится в сторожке
Одиноких душ созвучье.
Будут в печке петь поленья
В мире лучшую из песен.

Доброе лето
Нине

Теплотой первобытной согрето,
Благолепье суля за версту,
Всеми силами доброе лето
Помогало нам выжить в лесу.
Опьяняло звенящей водою,
Подносило дары без помех:
То саранку с колбой молодою,
То злачёный кедровый орех.
Уводило студёною речкой
К перекатам без тропок-дорог,
Где за удочкой хариус свечкой
Прыгал чуть ли не в наш котелок.
Наливалась рубином рябина,
А под ней, на кустах налита,
Вдоль медвежьих набродов малина
Поцелуем просилась в уста.
И твои, и мои поцелуи
Вдалеке от наветов и пут,
Восторгаясь, смеясь и ликуя –
До сих пор в летних травах цветут.
Как стог сена, судьбу мы вершили,
Долгий отдых даруя словам,
Где толпились деревья большие,
По большому завидуя нам.
* * *
Холода надвигаются,
Нелюдеет тайга.
А мне времечко нравится,
Даже ночь дорога.
Охрой солнца помеченный,
Осыпается лист.
По реке обесцвеченной
Рыба тронулась вниз.
Ищет место надёжное
И мураш, и медведь,
Чтобы зимушку грозную
Пережить, одолеть.
Только эти заботушки
Мне давно ни к чему...
К дому лесом по тропочке
Подхожу своему.
Здесь работалось песенно
До потёмок с утра,
Где петух ходит весело –
Королевич двора.
В доме горница светлая
И герань на окне,
И хозяйка приветная
Улыбается мне.
* * *
Умру – душа останется.
У речки поутру
Присядет вечной странницей
К рыбачьему костру.
И рыбаков по случаю
На росном берегу
Я страстью неминучею
Незримо обожгу.
Им с сущим пониманием
Вселю благую мысль:
Чем дышит мироздание
И как струится высь.
Чтоб им в злобе нечаянной
В сердцах не замутить
Речушки нескончаемой
Божественную нить,
Не заболеть под кущами,
Под гнётом нищеты,
Пытая долю лучшую
Нехваткой доброты.
В забои и на пахоту
Нести благую весть
И жизнь любить распахнуто
Такой, какая есть.
* * *
Принимаю всякую тропинку,
Понимаю волка и лису.
И без дела малую былинку
Не сомну в обжитом мной лесу.
Добрая и близкая родня мы:
Я, и ель, и зяблик, и карась –
В этой грозной жизни между нами
Крепкая легла взаимосвязь.

Посвящается Шукшину
Владимир ОсадчийВ своё время, летом прошлого года во время экспедиции «Начни с дома своего», на меня неотразимое впечатление произвела поэзия Владимира Осадчего. Я уже писал, что позавидовал землякам-кулундинцам: с ними рядом, в их времени живёт настоящий поэт. Сегодня новая подборка стихов Владимира, посвящённая творчеству Шукшина. Но только – посвящённая. На самом деле они гораздо шире, а Василий Макарович – только искра, зажигающая творчество в других. Впрочем, читайте!
Сергей МАЛЫХИН


Гроздь засохшей калины
Всё спешит не споткнётся
понедельник неброский,
в указателе солнце
улыбается – Сростки!
Подле тракта товарки,
налетай на излишек,
кипяток без заварки -
двадцать восемь рублишек!
Эх, не видел тот парень,
пригвождённый к Пикету,
знавший истины корень,
несуразицу эту.
От стыда у калины
не дозревшие грозди -
цветом высохшей глины,
что кресты на погосте.

День споткнулся к полудню,
стал тягуче-ненужным,
в тёмно-серые будни
праздник видится уже -
без цветов и подарков,
вот и я без букета...
пара Бийских огарков...
боль не смять сигаретой.

И за тем перелеском
по-другому не будет,
там Шукшинским невесткам
сойки плачутся в груди.
Где, их ласковый гений?
Будто вымерли Сростки...
в доме матери стены
берегут отголоски.

Сын в России, что колос,
он был крепок и светел.
Я слыхал его голос
и конечно заметил
в рукописной картине,
для входящих не праздно,
гроздь засохшей калины
восхитительно красной!

Первая песня
«Я потихоньку наблюдала за Шукшиным: глаза у него зелёные - весёлые, озорные и хулиганистые. Компания оказалась на редкость приятной, и я запела. И запела «Калину красную». Он вдруг странно посмотрел на меня и подхватил...»
из воспоминаний Лидии Федосеевой-Шукшиной


Лампа вагонная – нянька-прислуга
хвасталась звёздам в оконный просвет:
«С нею Шукшин и Байкалова Люба -
новая пассия, к славе билет!
Вспышке сродни перламутровый жемчуг,
пламя калины от губ до волос!
Самая сладкая в мире из женщин,
в горечи будней – к веселью до слёз».

Меньше полшага от сердца до сердца,
дубль не первый (на первом пятно),
стерпится, слюбится, только бы спеться,
только бы в жизни не так, как в кино!
Ночь без любви, что журавль без клина,
радость без смеха – немая печаль.
Первая песня о красной калине
с ноченькой чёрной во светлую даль!
Ах, как душевно с прикрытой печалью,
радуясь счастью, приметам вразрез,
пелась та песня и звёзды венчали
странную пару под рельсов оркестр.

Эх, ступенечка предгорья,
вдоль Катуни перемёт.
Нет нам радости без горя...
впрочем и наоборот.
В голытьбе откуда сила,
но с горы глядел не шкет!
И Катунь ему басила:
«Путь твой выше, чем Пикет!
От судьбинушки капризной
топай, только не споткнись.
Шоколадные сюрпризы
лишь во снах рисует жизнь».

Пытка совести

Мысль, гонимая течением,
в заводь тихую причалила,
худо... в прошлом нет прощения
за грехи любви нечаянной.
Взгляд луны, что пытка совести,
больно жгучи очи карие,
знать несладко в невесомости,
видеть горькие сценарии.

Далеко до тракта Чуйского -
пять часов навстречу солнышку.
Сердцу, раненному чувствами,
полететь бы в ту сторонушку!
Там молва – злодейка древняя
в глину склизкую не втоптана,
и от сплетней смог сиреневый
у разлучницы под окнами,
поле дикое ковыльное,
всходы поздние раскольников:
Спирька юный – Байрон вылитый,
Рысь и Пашка Колокольников! *
Дева преданная ближняя... *
церковь брошенная в Талице...
и луна, дворнягой рыжею,
на верёвке в душу пялится.

*Спирька, Рысь, Пашка Колокольников
герои шукшинских рассказов.
*Дева преданная ближняя – первая жена
Мария Шумская.

Правда жизни

Мне не вывернуть тайну прошлого,
туго сшитую швом петельным.
Правду горькую – нехорошую
люди прячут под крест нательный.

«Доля-долюшка – цепь кандальная,
масть козырная – чёрной меткой,
ты не тронь его, дрянь вокзальная,
губы бантиком – желчь с конфеткой.
Пей свободу, сын, пей с оглядкою,
с правдой-матушкой будь построже!
Плоть калины не станет сладкою...»
Сын ослушался слово Божье.

Сколько жизнь его била обухом,
сколько раз секла жгучей плетью!
Можно в радости быть подсолнухом,
больно вольному жить в подклети.
Он за волей шёл вместе с Разиным,
жалил нехристей, мало гадам!
Горю горькому снились праздники,
явь подсунула чашу с ядом.

Смерть не сжалилась – злая бестия.
Горше не было в год печали.
Люди в гроб иконы и крестики
вместе с горькою правдой клали.


Разработка сайта 2007 г.
Алтайский край. Природа Сибири. 2007 — 2024 г.©